Больше всего на свете Иван Помидоров ненавидел, когда ему затыкают рот. А в стране Молчания это происходило все чаще и чаще. Сначала запретили митинги и собрания, затем – одиночные пикеты, а потом добрались и до социальных сетей. За неосторожные публичные высказывания все реже штрафовали и все чаще – сажали в тюрьму.
Но Иван молчать не собирался, и ему пока везло – недаром он кое-что смыслил в этом деле. Он собрал настоящую шпионскую коллекцию: несколько телефонов, анонимные сим-карты, зашифрованный канал для выхода в интернет, фейковые аккаунты… Днями напролет вел он свою борьбу – пытался взбудоражить молчаливую общественность, которой он дерзко бросал голую правду прямо в лицо.
«У чиновника Петра есть тайный дворец, стены которого сделаны из чистого золота!»
«Выборы мэра были полностью сфальсифицированы – наши онлайн-голоса не учитывались, их просто удалили!»
«Бюджет, выделенный с наших налогов на велодорожки, распилили и пропили!»
Его друг Аркадий Мещанский категорически не понимал высокого смысла всех этих деяний. Он знал, что Иван регулярно совершает вылазки на городские чердаки, откуда ведет запрещенную пропаганду и раскачивает устои, каждый раз тщательно заметая за собой следы, меняя симки и телефоны. Он даже – чего тут скрывать – слегка восхищался ловкостью и хитростью своего друга, местоположение которого не могли отследить все спецслужбы города. Но решительно не поддерживал его устремлений.
– Зачем, Ваня? Вот скажи мне… Ты всерьез думаешь, что можешь что-то изменить? – вопрошал он частенько за кружкой пива.
– Я не могу молчать, глядя на все это! – патетично отвечал Иван Помидоров и горделиво вскидывал голову.
– А дальше-то что? – снисходительно спрашивал Аркадий, впрочем, не ожидая ответа.
– Да откуда мне знать! Зато у меня, в отличие от тебя, активная гражданская и жизненная позиция. А ты сиди дальше в своей зоне комфорта.
– И посижу, – усмехался Аркадий.
У Аркадия в жизни все складывалось неплохо. Он почти закончил выплачивать кредит за машину и собирался брать кредит на ремонт ипотечной квартиры. Он очень гордился своей менеджерской должностью, тесной двушкой в новостройке и смартфоном последней модели, на котором он недавно разбил стекло и очень переживал; благо, все обошлось и стекло удалось сменить на новое, целехонькое.
Был у них и третий друг, с которым они периодически все вместе собирались в баре. Молчаливый и мечтательный, Тарас Бунтарев был чрезвычайно милым, добрым и совершенно безобидным человеком. Мало участия принимал он в спорах между Иваном и Аркадием, предпочитая слушать и потягивать свое пиво, порой загадочно улыбаясь и бросая на друзей быстрые взгляды исподлобья.
– Тарас, ну хоть ты поддержи меня! – восклицал Иван Помидоров. – Разве ж я не прав, когда говорю, что у нас в Молчании творится беспредел?
– Прав. – Тарас Бунтарев поднимал голову и внимательно на него смотрел.
– Эй, парни, вы потише, – с беспокойством оглядывался по сторонам Аркадий Мещанский. – Услышит кто, полицию еще вызовет, – шептал он.
– Да плевать я на это хотел! – заявлял Иван.
– Специально-то нарываться не стоит, – соглашался с Аркадием Тарас.
Такие разговоры повторялись время от времени, и каждый из друзей исправно отыгрывал свою роль: Иван – дерзкого революционера, Аркадий – разумного и добропорядочного гражданина, Тарас – тихого и загадочного мечтателя.
– Вот у нас в городе даже пандусов для инвалидных кресел и детских колясок нет! – кричал Иван.
– Это, конечно, неправильно. Но гораздо хуже другое: инвалиды не получают лечения, а детского пособия не хватает даже на конфеты, – говорил Тарас.
– Непродуманная городская среда и дискриминация! – будто не слыша его распалялся Иван. – Чиновники все воры! Надо всех выгнать и выбрать новых, хороших и честных людей.
– От смены лиц ничего не изменится. Проблема ведь не в честности, а в самой системе, которая делает коррупцию нормой, и каждый старается урвать кусок пирога побольше… – скромно вставлял замечание Тарас. – Эта система возводит личную выгоду в культ и…
Но Иван уже увлеченно уличал олигархов в жадности, людей – в глупости, а мэра – в том, что он ездит на работу не на велосипеде, а на личном вертолете. Тарас постепенно замолкал и лишь слегка улыбался уголками губ, слушая пылкие речи друга.
Вот и в этот раз: друзья собрались дома у Аркадия, и Иван в очередной раз завел свои провокационные разговоры, вынуждая хозяина нервно закрывать окна – вдруг кто услышит.
– Идемте со мной на акцию! – пылко восклицал Иван. – Я все придумал. Заклеим себе рты. Возьмем в руки свечи и гвоздики. Разыграем сценку «Похороны демократии». И сфотографируемся.
– Ты еще не наигрался в это? – покачал головой Аркадий. – Нас упакуют и увезут в отдел. Чего ради всем рисковать?
– Нет. Мы по-быстрому. Только для фото, а лица замажем. Так мы покажем свой протест через метафору молчания, и тогда они поймут, что…
– Нифига они не поймут, – внезапно перебил Тарас. Его голос вдруг стал непривычно решительным и злым. – Точнее, им все равно. У них сила, деньги и власть. Что им до твоих метафор?
– Ну как же… – опешил Иван Помидоров. – Должна же у них быть совесть…
– Друг мой, ты мыслишь категориями личности, а надо мыслить категориями системы. Система устроена так, что в ней нет места для совести. Твои попытки достучаться до них смешны. Вот если бы достучаться до простых людей, тогда другое дело. Но и для них подобные акции – не более, чем цирк и балаган. Поэтому в том, что ты делаешь, нет никакого смысла.
Друзья с удивлением смотрели на Тараса, всегда такого молчаливого и скромного, который сейчас вдруг совершенно преобразился – вскочил с места, принялся расхаживать по комнате и размахивать руками, пугая их лихорадочным блеском в ясных серых глазах.
– И как же достучаться до людей, скажи мне пожалуйста? Если не через акции?! – воскликнул Иван.
– Через идеи. Не абстрактные рассуждения о справедливости, а четкие и конкретные идеи. Все уже давно придумано и описано, проверено в деле, исправлено на ошибки и доработано. Бери – и внедряй. Но нужно донести эти идеи до людей. Показать им, что может быть иначе, и как именно иначе. Тогда они поверят в себя, в тебя, в меня – в нас. И поймут, что все вместе мы сможем создать лучший мир.
– И что ты предлагаешь? – скептически усмехнулся Аркадий.
– Книги, – коротко ответил Тарас и с почти благоговейным трепетом повторил: – книги. Только цветок слова, который мы выращиваем и передаем друг другу вне времени и пространства, вечен. Только он может прорасти в сердцах людей и дать свои плоды. Как тебе такая метафора?
– Да никто не читает сейчас, ты как будто сам не знаешь, – возразил Иван, – а есть еще варианты?
– Профсоюзная работа. Объединение людей в коллективы. Борьба за свои права и зарплату.
– Бороться за зарплату? – удивился Аркадий. – Пусть просто больше работают, раз не хватает.
– А если человек работал-работал, а ему не заплатили? – спросил Тарас.
– Ну, значит сам виноват, не надо в таких местах работать, – надменно махнул рукой Аркадий.
– Ладно, пора мне бежать. Был рад повидаться, – внезапно засобирался Тарас и торопливо натянул куртку. – Ты извини, если что, – с виноватой улыбкой он пожал руку Ивану, холодно кивнул Аркадию и исчез за дверью.
Иван и Аркадий переглянулись. Повисло неловкое молчание, которое почему-то затягивалось.
– Пойду и я, что ли, – сказал наконец Иван. – За пиво тебе потом скину.
Пока друг шнуровал ботинки, Аркадий внезапно рассердился.
– Ты думаешь, меня все устраивает? Да ни черта подобного! Вон, ставку по кредиту опять подняли, берешь сто, возвращаешь двести. А без кредита – ни машины тебе, ни ремонта! Хотя зарплата выше рынка.
– Так почему же ты молчишь?
– Да потому, что опасно сейчас говорить! Лучше пока молча посидим. Подождем, пока гайки открутят обратно. Как все закончится, так и заговорим.
Следующие дни Аркадий Мещанский занимался своими делами и о друзьях не вспоминал, не до них было. Он взял дополнительный проект на работе, получил аванс и купил себе посудомоечную машину, о которой давно мечтал.
И вот как-то вечером сидел он перед монитором и потягивал персиковый смузи с каплей рома на дне бокала. Новость, которую он случайно увидел, листая ленту, заставила его оцепенеть от страха:
«Задержан опасный террорист Иван Помидоров. Он незаконно проникал на чердаки жилых домов, дискредитировал государственную власть, распространял фейковые новости и баламутил народ. Его спонсировали из-за границы недружественные нам страны. Преступник все отрицает, но следствие ведется решительно и беспристрастно. Граждане Молчании могут спать спокойно!»
И фотография Ивана с разбитым носом и заплывшим глазом.
«Ой-ей-ей», – только и подумал Аркадий, медленно поднялся и на ватных ногах пошел на кухню – долить в смузи еще пару капель рома. Лучше даже без смузи, только ром.
С большой тревогой он прокручивал в голове все возможные последствия для себя.
А ну как раскопают, что он был моим другом? Непременно раскопают. Придут сюда. И пиши пропало! Но нет, нет. Буду все отрицать. Все. Я же ничего не знал. Не знал. Да и вообще... спонсировали из-за границы... Не может быть! Они ошиблись, наверное. Ваня и вдруг террорист – смешно! Но я ему говорил. Говорил же – не нарывайся! Рассердил там тех, кого сердить нельзя. Теперь так просто не отделается. Закроют на много лет. Вот тебе и акция молчания… Доигрался. Говорил же!
Чем больше рома выпивал Аркадий, тем спокойнее ему становилось.
Нет-нет, он-то тут не при чем. Любой это подтвердит. Как я спорил с ним и пытался вразумить. А Ванька сам виноват. Его был выбор. Мог бы сидеть тихо и не высовываться. Нет же… больше всех ему надо. Но за мной не придут – не придут! Я же не акционист. А лучше и вовсе сделать вид, что мы с ним в ссоре и не общаемся. Решено! Больше никаких контактов с ним. Передачки в тюрьму пусть Тарас носит.
Прошло еще несколько дней. Все было тихо. Разве что Тарас без конца звонил и писал. Десятки сообщений, все про Ивана. Предлагал выступить в его защиту. Аркадий сначала просто не отвечал, а потом и вовсе занес Тараса в «черные списки» везде, где только мог.
Прошел месяц.
Аркадий снова сидел перед монитором и потягивал смузи из сельдерея, правда, на этот раз без рома. Здоровье надо все-таки беречь.
И снова новость, которая заставила его проследовать на кухню и трясущимися руками налить себе виски. Смузи из сельдерея в сочетании с виски оказался совершенно отвратительным на вкус, но Аркадию было все равно. Он снова и снова перечитывал новость, не веря своим глазам:
«Задержан опасный террорист Тарас Бунтарев. Спецслужбы нашли подпольную типографию, где он печатал запрещенную литературу. Среди прочего обнаружили книги о так называемой классовой теории, коммунизме, анархизме и прочих экстремистских идеологиях. Все книги изъяли и сожгли. Также выяснилось, что преступник являлся одним из лидеров революционной ячейки, которая собиралась заложить бомбу под наши общественные устои и ценности. Ячейку ликвидировали. Граждане Молчании могут спать спокойно!»
Аркадий почувствовал, что его глаз нервно дергается.
Вот Тарас, вот тихоня! Кто бы мог подумать… Это настоящее свинство с его стороны – заниматься такими делами и не рассказывать друзьям. Если бы он только знал – ни за что не стал бы с ним общаться. Не стал бы так себя подставлять. Ему хватало Ивана, так нет же – Тарас туда же, даже хуже! А он, Аркадий? А что теперь с ним будет? А если следствие им заинтересуется? Два друга и оба экстремисты – это уже чересчур!
Два следующих месяца Аркадий спал очень плохо, видел тревожные сны, ел без аппетита и даже своей посудомоечной машиной пользоваться перестал, чтобы в квартире было тихо: он приучил себя прислушивался к каждому шороху за дверью. Вдруг за ним идут? Но нет. Обошлось, кажется. Видимо, его так называемые друзья не упоминали о нем на допросах. Хоть на этом спасибо.
Пару раз ему, правда, писали общие знакомые – просили поддержать Тараса. Но он сразу добавлял их в черный список.
Этот парень сам виноват. Знал, на что шел. И ради чего? Живем потихоньку и ладно. На что он рассчитывал? Как подросток, честное слово. Побунтовать вздумал. Хорошо, что я умнее. Умею быть гибким, встраиваться в систему и играть по правилам. За мной не придут – не придут! У меня же нет никаких подпольных типографий или ячеек.
Однажды вечером, когда он пил чай – смузи Аркадий решил больше категорически не пить – произошел неприятный инцидент.
Он листал ленту и увидел протестный пост, который, видимо, еще не успели удалить. В посте говорилось что-то о том, что нельзя молчать, нельзя быть равнодушным, якобы это обыкновенная трусость. Мол, надо бороться за свои права и менять систему, потому что 1% олигархов сосредоточили в своих руках 99% богатства страны, в то время как миллионы людей живут на пороге нищеты и умирают от излечимых болезней, не имея доступа к качественной медицине и лекарствам.
И вдруг дрогнула его рука.
Аркадий отвлекся, хотел пролистнуть новость и… совершенно случайно… щелкнул мышкой не туда и поставил лайк.
Отменить, отменить скорее!
Он сделал еще движение, чтобы отменить лайк, но опрокинул чашку с чаем и разлил его на ноутбук. Пока он бегал за тряпкой, пока перезагружал ноутбук – потерял драгоценное время. Но не более пяти минут.
Все в порядке, все обойдется – уговаривал он себя. Лайк отменен. Никто и заметить ничего не успел. А тут бац – и сам пост уже исчез. Подчистили. Молодцы. Хорошо работают, все-таки. Такая оперативность, и все вручную – экономят пока на высоких технологиях.
Аркадий налил себе еще чая, сделал большой глоток, обжег горло и чертыхнулся. Пошел на кухню и взял виски. Не хотел пить, но надо ведь успокоиться. Вот он и успокаивался.
Цифры на часах обнулились и начали новый отсчет. Уже час ночи, два ночи, три... Аркадий сидел и напряженно прислушивался к шорохам за дверью. Все тихо и спокойно. Пожалуй, пора ложиться спать.
Аркадий поставил недопитую бутылку виски на место, помыл стакан, разделся до трусов, зашел в ванную комнату, взял зубную щетку, выдавил пасту из тюбика, открыл рот.
И тут раздался звонок в дверь. Но не вежливо-вопрошающий, как обычно, а протяжно-требовательный. Настойчивый. Тревожный. Нехороший такой звонок.
Зубная щетка упала в раковину.
«Когда они пришли за Ваней, я молчал – ведь я не акционист. Когда они пришли за Тарасом, я молчал – ведь я не читаю запрещенных книг. Теперь они пришли за мной, и уже некому заступиться за меня», – успел подумать Аркадий, прежде чем в его квартиру вломились вооруженные люди в грязных ботинках и положили его лицом в пол.